Девушка подтверждающее кивнула головой, хотя и понимала, что этот вопрос был исключительно риторического толка.  Девушка и в самом деле немало растерялась, ведь ей еще надо будет понять, что именно ей нужно спросить, что ей нужно знать, что бы все пришло в норму.
-Я просто хочу знать все про эти легенды… и про культ, который, судя по всему, им следует. Это ведь просто какая-то религиозная секта, не тоталитарная, но очень сильная, иначе бы, они не могли просто так поступить с людьми. И нужны им не деньги. – она старалась обойти стороной мистическую сторону всего происходящего. Это слишком сложно – и ей просто нужно знать, что она не сошла с ума, что её родных убил ее дядя Аи не собиралась становится разоблачительницей страшных секретов, мстительницей, или просто городской сумасшедшей, нет. – и не более. Меня интересует только мифология, ну и те, кто крутятся возле нее. – ему самому наверняка будет легче, если он примет слово «легенду» как установку для своего рассказа.
Они – у ее дома. Грузовой лифт, третий этаж.
-Простите за беспорядок. У меня не бывает гостей – все и в самом деле выглядело слегка непривычно… но это только временное жилище, перешедшее к ней уже в нынешнем своем состоянии.

Аи замолкла на полуслове – потом, так потом. Едва ли, правда, этой ночью, ей удастся заснуть – нет, она будет сидеть и ждать, даже лекарства не примет, что бы легкая, но постоянная боль мешала ей расслабиться. Теперь, когда теоретическая цель была так близка и понятна, в ней поселилась и легкая паника – а что будет, если он просто сбежит? – и вместе с ней, паранойя. Нет, она просто обязана не дать ему уйти. А если его сведенья, они окажутся верными, то она еще и чек выпишет – судя по всему, с жильем и деньгами у него тяжеловато.
Вряд ли Анна это одобрит – все-таки, сестра отца, она старалась определенно заботится о девушку. И делала это весьма успешно: Аи никогда не думала о том, где она находит массажистов и докторов, как сумела договорится о полностью дистанционном обучении самой рыжей, кто оплачивает счета, нанимает прислугу и занимается ей, рассматривает бумаги от фонда, организовывает разные немаловажные мелочи, и вообще обустраивает ее жизнь, в то время как сама девушка ко всему относится, как к данности. Но она то теперь взрослая! Какое ей дело до глупой тетки!
-Я раздевалась и закинула ее туда. Дурацкая кофта. Ее все равно было пора выкинуть – она сама замерла, абсолютно не зная, как вести себя с малознакомым человеком. Она не слишком думала про то, что это вообще опасно и все такое…
-Постельное белье в шкафу кресло раскладывается, холодильник и все такое на кухне, но из продуктов чай, печенье и йогурт, я здесь не ем. Я даже не знаю, что еще сказать.

Она удивленно последовала за ним, услышав, по-видимости, что ее краткое посвящение в тайны бытия сией квартиры, ему не достаточно в качестве общения перед отбоем. Нет, он определенно хотел поговорить с ней… или он говорил с бутербродом, про который она (честно-честно!) забыла. Но через какое-то время, девушка оказалась на кухне, которая была слишком мала для сразу двоих, и улыбнулась, невольно ощущая то редкостное тепло и веселье, которое не слишком-то часто показывали люди в ее компании.
-Я собиралась тебя пытать с утра, если сам не ответишь на мои вопросы. Но раз нашел, доедай. Я на диете все равно.
Аиникки сидит, и протягивает руку, дабы отобрать йогурт – она понятия не имела, из каких фруктов был сделан этот именно продукт, все надписи на нем были на греческом (разговорный ей поддался, а вот письменный… ), и никаких рисунков, которые обыкновенно указывали на составляющие баночки. Просто вкусно, и все. Удивительно ли, что услышав из чего сделан этот продукт, она побледнела:
-Неееет… ты шутишь. Скажи мне, что ты шутишь! – она легонько толкает его кулачком, чуть выше живота, но и не дотягивая до груди. Правду выбивает, да.

-У меня она по медицинским показаниям – Эн ответила, чуть замявшись, и не привлекая к этому внимания. Но чем больше вес, тем сильнее нагрузка на позвоночник и тем больше усилий нужно, что бы восстановится. Уж лучше она поголодает, нежели позволит себе стать отвратительно тяжелой. Девушка думала, что сейчас Эмбри уйдет к себе, а она – займет свою наблюдательную позицию, что бы он не мог сбежать с утра.
-Зачем мне греческий? Я американка, и сюда на каникулы приехала. Ну, не на каникулы, отдохнуть, ненадолго. Мне все равно нечего делать. – она сама уже не понимала, насколько сильно запуталась в своих показаниях, да и не старалась девушка в общем-то отслеживать их. Пусть думает, что хочет. – врешь. Не бывает такой дряни. Йогурты, они с фруктами, с овощами, ну или просто на молоке.
Парень идет во вторую комнату, и разваливается на диване, где обычно спала девушка. Ей не сложно пересесть на второй – и она делает это, затем затягивает ноги и просто ложится. Все это у Аи получается неловко, не так, как обычно, она смущенна ведь. Она видит его усмешку, когда он просматривает те диски, которые есть у девушки, и едва заметно краснеет:
-Я люблю мелодрамы. Больше ничего нет.

Он опять дал ей намек!  Он ее дразнил, по крошечной крупице информации подсовывая девушке под нос крошечные частички информации, каждая из которых была бесполезна по отдельности, и вместе они собираться не желали, у нее не хватало совсем немного… совсем немного самого важного.
-Да? Вы думаете, он мне необходим? Зачем именно? – она напоминала ищейку, учуявшую необходимый ей запах и теперь четко спешащую по этому следу. Да, ей это нужно… ней необходимо понять, что надо сделать, что бы мозаика собралась.
Он, похоже, не слишком-то обеспечен. У него даже нет места, где он может переночевать. Может… - привязать его к себе, связать с собой, это разумно. Он определенно знает больше, чем расскажет ей, а, значит, нужно не упускать его хотя бы… пару недель…
-Может, ты меня и обучишь? Побудешь преподавателе языка? Я платежеспособна – на всякий случай уточнила девушка.
Она чуть улыбается, кивает головой, как болванчик. Парням никогда не нравятся мелодрамы, это совершенно дурацкая привычка, но они ведь только для девчонок.
-Отлично. Значит, сначала этот фильм, а потом – «Спеши любить».

Он дает ей надежду, дает что-то непонятное, неощутимое, неясное – и тут же разбивает это в дребезги. Ему что, нравится так мучить ее? Весьма изощренный садизм, право слово – и Аиникки чувствует, как в височках раздается крохотное биение молоточков, она совершенно запуталась, и мир закружился. Девушка нащупала в кармане таблетницу, съела пилюлю. Должно стать полегче, как и обычно, но туман в голове стал только сильнее. Наверное, ей и в самом деле было бы гораздо лучше помолчать и молча посмотреть фильм – пусть от понимания, что она смотрит до чертиков романтичный фильм наедине с парнем, в животе собрался обжигающе приятный комок.
-Так значит, это все-таки просто отрывок из книги… - она знала, что не будет учить греческий. Слишком много времени уйдет, да, а ее знаний этого языка определенно не хватит. Его и для бытового общения определенно не хватает.
Она приподняла брови, но постаралась не высказать своего огорчения.
-Ваше право. Не думаю, что я буду записываться в университет. Я даже в школу не ходила, была на дистанционном обучении… - и уж тем более, она не будет нанимать учителя. Легче найти качественного переводчика-гречанина.

Она удивленно сузила глаза – и приподнялась на локтях, чуть наклонив голову. Что он имеет ввиду? Парень сам, что ли, не понимает, как прокололся? Рыжая копня волос свесилась с дивана, едва ли не подметая пол, а сама она вперилась глазами в улыбающееся лицо молодого человека, подозрительно и удивленно. Это весьма удачно, что девушка не включила свет, и сейчас они были в довольно сомнительной для незнакомых людей полутьме – только всполохи действий на экране иногда освещали их лица – постельная сцена не слишком-то располагала к яркому свету.
-Кем они могут оказаться? Переводчики? Как это может их задеть? Я хочу просто послушать старинную легенду про необычных людей, связанных с богами, не более того – она все еще ждала, что именно он скажет. Может, там будет нечто полезное? Ее брови сведены вместе, голова наклонена. Что же он скажет…- и что этот переводчик мне скажет? Едва ли я могу хоть кому-то хоть как-то помешать. – девушка была готова едва ли не заплакать от непонимания. Ее более чем огорчало то, что она совершенно ничего не понимрухнула обратно на ала.
Только вот, Эмбри нашел отличный способ отвлечь ее от происходящего. В подобном освящении это было невозможно заметить, но жилка на виске нервно забилась, она ненавидела подобного отношения к себе. Это легко говорить, когда сам не чувствуешь подобного… так казалось девушке. Аиникки рухнула на подушку, подсунув руку под голову и вперившись глазами в действия на экране:
-Да, у меня есть комплексы. И мне куда уютней учится самостоятельно. Подростки не жестоки, они честны, а поклонники – это жалеющий.
Ни один из них никогда не захочет со мной секса (да-да, у нее маленький пунктик на этом), а, значит, он и не поклонник.
-Я не самоотверженная. И не решительная. Мне не нужно образование, по большому счету. Мне просто нечем заняться.

-Заметьте, это не я сказала первой, это не я упомянула как реальность… - она зачем-то указывает на то, что вроде как и не заставляла его рассказывать небылицы, глупые детские греческие сказки, передающиеся от родителей к детям не одну сотню лет, и неизвестные миру лишь из-за прихотей редакторов, отбирающих греческие легенды и мифы для публикаций, но он ведь сам теперь ведет прямо противоположную игру, и она…
Ты думаешь совсем не о том.
И в самом деле. Аиникки Лемпи Морган (по-идиотски звучит, правильно? Только вот отец определенно знал, что делал, когда давал ей имя – «единственная любовь»), она думала не о том, что вот-вот поймает, не о том, что может стать для нее истиной, не о погибших родителях… а о сексе! Возможно, именно поэтому в ее голосе звучала откровенная неуверенность, и именно поэтому девушка откровенно отмалчивается, решая оставить этот разговор на утро – она закажет завтрак в небольшом ресторанчике на дом, спросит, какую сумму он желает за свои сведенья….
-Я утверждаю, что есть легенды, которая я слышала, и это очень удивительные, странные легенды, которые как-то связанны с моей семьей, пусть все случившееся и может оказаться показателем моей неадекватности. Я понятия не имею о том, что именно тогда случилось… но мне нужно знать. Мне нужно услышать про то, что это все – мой личный бред, и я успокоюсь – правда, сказано это равнодушно и очень, очень торопливо, ведь он уже гасит экран, приглушая эти дурацкие нервные всполохи, которые сейчас могли бы им только помешать. Как только он же встает с законно «своего» дивана, девушка и вовсе замолкает, понимая, что эту ерунду ей лучше сейчас забыть.
Его рука – она почти прикасается к боку девушки, между ней и ее кожей жалкое расстояние, неясное из-за жара его тела. Она сама не понимает почему, девушка чувствует, как мышцы живота судорожно сокращаются, заходясь в бешеной пляске. Сумасшествие… что он делает? И зачем? Жалеет ее?
Тогда через секунду, он заявит полную ерунду, вроде как – «прости, я не могу сделать это с тобой, я не могу поступить так с тобой, это будет подло с моей стороны, да и вообще»…
Под этим «да и вообще…» будет скрываться нечто в духе – ты ничего не почувствуешь, радость моя, а мне как-то жаль тратить силы на бревно. Но она ведь почувствует! И она потом совсем не собирается думать «господи, что же я наделала». Она уже совершеннолетняя, и даже старше, и если она не воспользуется своим единственным шансом, второго не будет, и она умрет старой девой. Нет, такая кончина… это не для нее.
Она вздыхает тяжелее, чувствуя, как в животе растет не только пляска мышц, но еще и без того крупный горячий ком. Ого… она чувствовала нечто подобное, но сейчас и обжигающе теплое дыхание на лице, и тепло его тела, которое она просто не может не ощущать… и так и хочется самой приподняться на локтях, и поймать его губы…
-Боятся только трусы – она сама делает рывок, и, в отличие от него, не собирается тормозить. Нет-нет-нет. Она не может обвить его руками – обвить, чтобы не дать сбежать, что бы это он не мог сбежать, пойти на попятный… она сама явно не собиралась допускать подобной глупости. Она не верит в любовь, теперь уже не левит, но и сдаваться не собирается, нет.
У него мятный вкус. Все парни такие, или он жвачку жевал?

Как… как страшно… - внутри все зашлось опять, едва ли не до боли, но какой же чертовски приятной, сводящей с ума, непонятной и неясной боли! Кружащей голову, туманящей, экзотичной, ядовитой…
Аиникки говорила одно, а чувствовала абсолютно другое, нежели смела признаться, а здесь уже нечего сказать. Она и в самом деле трусила, но вовсе не по тем причинам, что можно подумать сначала – слишком краткое знакомство, слишком мало ощущения близости между ними (хотя… разве есть возможность быть ближе, чем сейчас?), и естественный для девушки страх потерять девственность. Но она давно уже был лишена глупых мечтаний и фантазий о принце на белом коне, и боялась только самой уж глупости – того, что определенно будет казаться в его глазах (вернее сказать, казаться его губам) неопытной, слишком неопытной. Она ведь и в самом деле единственный раз целовалась с мальчиком, ей тогда было девять, и он был сыном подруги мамы, ему было целых одиннадцать, и они спрятались на пляже… и, да, чмокали друг друга, хихикая и разглядывая океан. Это было так глупо и мило, что Аиникки до сих пор вспоминала того мальчишку с улыбкой… но серьезным опытом такое назвать было невозможно, согласны? Именно поэтому, девушка на несколько мгновений замирает, немного не понимая, почему кончик его языка упирается в ее губы… но тут же теория дала дать о себе – и где она гуляла до этого, показывая ее полной дурочкой? – и девушка приоткрыла уже немного припухшие от необычных ощущений губы. Его рука – она у нее под спиной, и девушка пожжет позволить себе опереться уже на нее, а сама неловко, неуверенно запускает руку в волнистые волосы на его затылке. Она поглаживает его затылок, стараясь удержаться в столь неловком положении, а не кувыркнуться, не упасть… было сложно, стоит отметить.
Языки – словно танец. Сплетаются, играют друг с другом, и для этого, оказывается, не надо бог знает какого опыта. Она на секунду отрывается, но лишь для того, что бы прошептать.
-Помоги присесть – лежа, она не сможет расстегнуть ни пуговицы кардигана, ни замок юбки.

О чем он сейчас мечтает – это сложный вопрос, хотя, на первый взгляд, он и выглядит простым. Едва ли молодой человек стал задавать подобные вопросы, дабы потом произнести какую-нибудь пошлость – даже если он банальный пикапер (господи, ну как она даже в подобную минуту позволяет первой быть язвительности, злости, недоверию; как можно самой себе позволить лишаться такого настроения, такого крошечного, персонального счастья), то он ведь не хочет, что бы девушка сорвалась с крючка?
Он не похож на такого.
Они никогда на себя не похожи…
Да, наверное, она глупа, если сама лишает себя каких бы там ни было иллюзий, ведь хотя бы сейчас ей можно хоть немного помечтать, хоть один вечер. Но это ведь больно, когда иллюзии рушатся, так что лучше самому их гасить, не давать им даже зарождаться, и по-быстрому пользоваться тем, что дает судьба… а завтра с утра они уж решат, что и как будет дальше. А, может, и не решат – может, его уже и не будет с утра…
Замолчи, а…
И в самом деле. Почему бы ей хоть немного не помолчать, позволяя чему-то исключительно девичьему, нежному, захватить сегодня все здесь. Девушка улыбается, ловит его губы на секунду опять, чувствуя, как он выполняет ее просьбу. Пусть говорит, ей интересно – девушка аккуратно высвобождает  свою ладошку, и начинает расстегивать пуговицы на кофте, заглядывая ему в глаза, пусть едва ли что можно было различить в подобной полутьме.
Только вот лучше бы он ничего такого не говорил – иллюзии, мечты, они вспыхивают внутри он делает все слишком идеально, слишком правильно, слишком… слишком прекрасно, что бы она не проснулась через несколько мгновений, одна и с горечью в душе. Они и в самом деле словно готовились к этому долгие месяцы, каждое движение – отточенное и мягкое; даже в самых смелых своих мечтах, она представляла себе все это нелепо, неловко, совсем не так, как сейчас, но Эмбри словно знает, что стоит делать. Но пока… пока она просто расстегивает свой свитер, который чертовски мешает ей, и продолжает смотреть на него, и бормочет, шепчет:
-У нас еще целая ночь… и луна еще долго никуда не уйдет. – шторы плотно задернуты, и ей сложно сказать, правда ли это, да и неважно. Она касается губ, пальцами, когда он шепчет это четверостишие, за который она обычно могла бы ударить, но сейчас это приятно, и она отвечает с неменьшей страстью, жаждой, и продолжает расстегивать уже блузку.

Он сильно ошибается, если думает, что она – спит. Она не то что бы спит, она не могла заснуть после того… после того, что было ночью (а там уууух что было!), не просто потому, что не привыкла спать с чьих-то руках, таких сильных, без одеяла – лишь какое-то покрывало, которое сначала лежало под ними, - но все равно обнаженной (ну, девушка хотя бы выяснила для себя, что не зря так любит выбирать нижнее белье), не просто потому, что укол вечером пропустила, и теперь в позвоночники жила тупая, ноющая боль (такая же жила внизу живота, но это-то совершенно естественно), а просто… просто не могла заснуть, даже не хотела. Но чувствуя, как молодой человек начинает вертеться, просыпаться, она закрывает глаза. Конечно, еще накануне она не собиралась спать, чтобы утром не дать ему сбежать (ей ведь еще допрос нужно устраивать), но теперь… если он захочет уйти, это будет справедливо, да. Он дал ей гораздо больше, чем обещал накануне за простой ночлег, и будет очень глупо требовать с него что-то еще…
Если ты не узнаешь это, ты… ты… ты потеряешь все.
Девушка начала покусывать губы, когда он вышел из комнаты, уже одетый. Тонкие пальчики нервно затеребили то самое покрывало, когда она услышала, как он стоит у двери… но потом, потом он словно передумал, и девушка на секунду почувствовала желание зареветь. Впрочем, потом она опять прикрыла глаза, изображая спящую. Ему лучше этого не знать, не знать, чего она ждала с замиранием сердца. Как ни странно, но именно сейчас, успокоившись, девушка погрузилась в приятную дрему… поэтому, поднос с завтраком стал приятным подносом, когда она, немного смутившись, присела на диване, стараясь не дать ему сбежать с груди. Подтянуть к себе сумочку с лекарствами – но ни шприц, ни таблетки не доставать.
-М? – она улыбается, смущенно. Аиникки совсем не то ждала, совсем не такое утро, но оно оказывается чертовски приятным. – доброе утро, Эмбри…